Разговор этот прямого продолжения не имел, но развитие событий показывало, что последствий долго ожидать не приходится. Троцкий стряхнул с себя неуверенность, как будто очнулся от политической летаргии, и усиленно вербовал сторонников. Под его знамена стягивались многие, и даже левые радикалы, вроде группы Смирнова-Сапронова, не вступая с Львом Давидовичем в организационные контакты, присоединились к хору тех, кто призывал раскрепостить инициативу рабочего класса, одолеть гидру бюрократизма и на этой основе ускорить наше движение к социализму. В этом политическом бурлении участвовало множество людей, искренне желавших воплощения в жизнь самых светлых социалистических идеалов… Вот только забывали они оглядываться на реальную жизнь, за что и поплатились.
К их разочарованию, подавляющее большинство рабочего класса не испытывало ни малейших позывов подняться в поход за свое раскрепощение и за одоление бюрократизма. Да, рабочие были многим недовольны, и «дикие» стачки случались то там, то тут. Но вот бороться за какую-либо политическую альтернативу нынешнему партийному руководству большинство даже из наиболее активных рабочих вовсе не собиралось. Да и то сказать – этого не было даже в моем времени, а тутошняя ситуация в 1929 году сложилась куда как менее напряженной в социальном отношении. Это было видно и по тому, что торговля шла без карточек, и по части уровня цен – они в государственной и кооперативной торговле росли малость быстрее, чем в известной мне истории, но зато купить можно было практически все, а цены свободного рынка не взлетали до небес.
Тех, кто нападал на политику партийного большинства – из-за ущемлённых личных амбиций или из искренних идейных побуждений – было недостаточно много, чтобы что-то изменить, но вполне достаточно, чтобы устроить шумную внутрипартийную склоку. Партийное большинство, крайне недовольное тем, что Троцкий со товарищи перехватил у них некоторые из тех лозунгов, к которым они и сами склонялись, действовало на этот раз весьма круто. Выдвинув вперед тяжелую идеологическую артиллерию в виде Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, – да и Сталин с Куйбышевым, Орджоникидзе, Молотовым, Косиором, Кагановичем от них не отставали – большинство задавило оппозиционеров своим организованным напором. Задача – не допустить оппозиционных вылазок, а тем более, обсуждения каких-либо платформ перед XVI съездом ВКП (б), намеченным на конец года (от греха его даже передвинули на 1930 год), – была решена.
Активные оппозиционеры слетели со своих постов, а кое-кто из особо ретивых распрощался и с партийным билетом. Решением очередного Пленума ЦК ВКП(б) Троцкий лишился места в Политбюро и был снят с поста председателя Госкомитета по науке и технике. На этот пост был назначен Кржижановский, а вместо него руководство Госпланом было поручено Рудзутаку. Ничего хорошего в этих перестановках я не видел: устранение Кржижановского из Госплана означало подготовку торжества сторонников завышенных темпов экономического роста. Хотя для работы в сфере научно-технической политики Глеб Максимилианович вполне подходил.
Не сумел Троцкий отложить в сторону свои политические амбиции, как я ни пытался ему втолковать, что за свои идеи надо бороться другими путями. Впрочем, взрослого человека и состоявшегося политика не переделаешь. Чудо еще, что почти на пять лет удалось поставить его в положение, в котором он далеко не сразу сумел найти повод для того, чтобы вылезти на сцену с претензией на роль главного героя в политическом спектакле. Несмотря на некоторое сочувствие, которое я испытывал к Троцкому, на Пленуме ЦК голосовал за решение большинства.
Мне было ясно, что следующим актом пойдет атака на «правых», и группа Сталина будет бороться за политическую монополию, ускользнувшую от неё в 1924 году. Но продолжение нападок на партийную верхушку «слева» не имело никакой иной перспективы, кроме дальнейшего закручивания бюрократических гаек, перевода партии на осадное положение, и превращение травли любых инакомыслящих в хороший тон внутрипартийной политики. Поэтому, при всех симпатиях к некоторым левым и к их идейной принципиальности, голосовал я против них не из конформизма, а из трезвого политического расчета.
Впереди была неизбежная чистка партии от всех противников большинства, а вслед за этим – и от неустойчивых, недееспособных и разложившихся элементов в составе самого большинства. Важно было, чтобы эта чистка не приняла форму политической резни и всеобщей «охоты на ведьм», когда под нож идут и правые, и виноватые. Поэтому, чем меньшую остроту успеют набрать конфликты с оппозиционерами, тем лучше для всех. И для них самих – в том числе.
Впрочем, были и обнадеживающие новости, правда, не с фронта политической борьбы. Вступил в строй волочильный стан по производству медной проволоки, достраивался завод электродвигателей в Харькове, а, значит, заканчиваемый строительством цех электроинструмента в коммуне имени Горького будет обеспечен поставками. Не менее радовало и то, что удалось закупить в Германии оборудование и лицензию для производства малоформатных фотокамер «Лейка». Чего не знали немцы, подписывая соглашение, так того, что ребятам Слуцкого удалось на заводах Цейса раздобыть схемы расчетов оптических приборов и описание необходимой для этого технологической оснастки. Так что под вывеской завода фотоаппаратов в коммуне имени Дзержинского под Харьковом воспитанники Макаренко собираются выпускать не только гражданскую продукцию, но и прицелы, артиллерийские панорамы, оборудование для аэрофотосъемки и многое другое. В Болшевской коммуне возводился радиозавод средств спецсвязи ОГПУ…