Жернова истории 3 (СИ) - Страница 34

– Итак, каким же видится пятилетний план? Не как набор показателей, а как набор целевых программ, связанных между собой при помощи балансового метода!

– Вспомнил, наконец, про балансы! – со смесью недовольства и удовлетворения в голосе выкрикивает с места Струмилин.

– Но составить такие программы, товарищи, это только еще полдела, – продолжаю, не реагируя на выкрик. – А кто нам сказал, что те красивые циферки, которые мы в эти программы запишем и даже увяжем балансовым методом между собой, будут достигнуты на практике? Конечно, воля пролетарского государства, штука серьезная, и шутить с ней не приходятся. Но наша с вами задача как раз и состоит в том, чтобы не направлять эту волю вразрез с экономическими законами, а не то преизрядная конфузия учиниться может. – На последние слова зал реагирует смешками, а по рядам, где сидят эксперты Госплана и Конъюнктурного института Наркомфина, прокатывается волна оживления. – Поэтому вторая сторона плановой работы должна заключаться в том, чтобы подобрать необходимые экономические инструменты для реализации наших плановых установок. Надо связать те задачи, которые мы ставим в своих целевых программах, с экономическими интересами исполнителей. Иными словами, достижение поставленных целей должно быть выгодным с точки зрения рынка! Тамбовскому крестьянину должно быть выгодно вырастить и продать государству дополнительные пуды зерна, Макеевскому металлургическому заводу должно быть выгодно выплавить и реализовать дополнительные тонны чугуна и стали, а «Красному Путиловцу» должно быть выгодно превратить эти тонны в добавочные трактора, которые смогут купить у него крестьяне, крестьянские коллективы и советские хозяйства.

– Итак, план должен обеспечиваться не волевым нажимом, хотя и от него, как одного из подсобных средств, не стоит зарекаться, а в первую очередь экономическими стимулами. Но мы не можем полагаться на стихийное движение рынка, который, якобы, сам способен, через систему цен, сориентировать производство в нужную сторону. Здесь на первый план должна выступить направляющая роль социалистического государства. Набор экономических инструментов в руках нашего государства достаточно велик. Это прямые бюджетные дотации и субсидии, это государственные заказы, это налоговые и кредитные льготы, это таможенные преференции, валютные квоты, государственная техническая помощь и многое другое. Те, кто будут обеспечивать достижение целей, указанных в программах, эти льготы и преференции получат. Ну, а кто не будет – обойдется без них. Для этого должны быть установлены ясные и недвусмысленные критерии: кто имеет право претендовать на льготы, а кто – нет. Сложность вопроса заключается еще и в том, чтобы рассчитать, какие именно стимулы, в каком объеме, для кого конкретно нужно пустить в ход, чтобы добиться желаемых результатов. Разумеется, многое будет зависеть от искусства оперативно реагировать на меняющуюся конъюнктуру и настраивать в соответствии с ней имеющиеся стимулы.

Зал притих. Нет ни выкриков, ни шумного фона. Видно, предложение такой концепции планирования от имени ВСНХ для большинства собравшихся несколько неожиданно (привыкайте тезисы читать до начала заседаний!), и они пока переваривают услышанное.

– Тут в кулуарах приходилась слышать архипринципиальную постановку вопроса – дескать, «план или рынок?». Кто главнее? Один регулятор должен быть у советского хозяйства, или два? Спорщики прямо за грудки друг друга хватали. Вот Владимир Густавович Громан твердо защищал свою известную позицию, что только в свободном рыночном хозяйстве с системой равновесных цен можно иметь объективные критерии для принятия хозяйственных решений. А план, конечно, штука хорошая и даже очень хорошая, если он лежит в рамках этих объективных критериев рыночного равновесия… – на что Громан поставленным голосом бросает с места:

– И не побоюсь повторить это еще раз!

– Владимир Густавович, поверьте, я с большим пиететом отношусь к вам, как к серьезному практику плановой работы и исследований в области статистики, которые вы ведете в Госплане и в ЦСУ, – сначала отдаю дань уважения, а потом бросаюсь в решительную атаку. – Но что у вас за любовь потчевать нас сказками про свободную рыночную экономику и равновесные цены? Где вы эту свободную рыночную экономику видели? На практике сплошь и рядом мы видим вмешательство в так называемую «свободную игру рыночных сил» со стороны картелей и трестов, при активном участии государства. А ваши «цены рыночного равновесия» – продукт прямого или закулисного сговора крупнейших рыночных игроков! И это вы выдаете за «объективное мерило ценности»?

В зале поднимается такой шум, что в нем невозможно вычленить отдельные реплики. С трудом перекрывая гомон своих коллег, бросаю в аудиторию следующий аргумент:

– Разумеется, монополии не регулируют все производство, и не диктуют все цены. Но достаточно и того, например, что объемы производства и отпускные цены угля и стали определяются крупнейшими трестами, а сговор крупнейших банков диктует рынку процентные ставки. И тогда остальная рыночная конъюнктура уже вынуждена подстраиваться под эти решения, принимаемые отнюдь не «невидимой рукой рынка»! Всё, в таких условиях пресловутые равновесные цены, претендующие на роль объективного критерия, превращаются в чистый мираж! – шум опять взлетает до потолка. Тем не менее, форсируя голос, я продолжаю свой доклад:

– Такое монопольное регулирование еще не превращает капиталистическую экономику из стихийной в плановую, потому что монополии регулируют рынок в своих частных интересах. Но, во всяком случае, эта ситуация показывает нам, каким образом вообще можно регулировать рынок. Сосредоточение командных высот в экономике в руках нашего государства открывает в этой области широчайшие возможности. Значит ли это, что мы уже можем направлять плановыми решениями Советской власти течение всех экономических процессов? Может быть, мы уже имеем право записать в наши учебники любимую фразу некоторых товарищей: «план есть закон советского хозяйства»? – шум еще ходит волнами по залу, но понемногу стихает, и можно говорить свободнее, не напрягая голосовые связки.