– Да вы не поняли! Мне с женой поговорить надо, – и диктую им номер кабинета Мессинга. Видимо, знакомые тут у него остались, и телефон этот кое-кому был известен, потому что на меня посмотрели с пониманием и пообещали дать связь как можно быстрее.
Когда телефонная станция сообщила, что можно говорить с Москвой, хватаюсь за трубку:
– Станислав Адамович? Здравствуйте. У телефона Осецкий. Лида у вас?
– Здравствуйте, Виктор Валентинович. Здесь ваша жена, – ну, кто бы сомневался. Опять на работе торчит чуть не за полночь!
– Позовите ее, пожалуйста, если это не трудно.
– Виктор? Что стряслось? – в голосе жены нешуточное беспокойство.
– Как ты можешь убедиться – ничего особенного. Жив, здоров, и звоню тебе, – стараюсь говорить как можно более убедительно.
– Та-а-к… – зловеще тянет Лида. – А не особенного что случилось?
– Ведьма ты у меня, – выпаливаю в ответ.
– Ты что обзываешься? – судя по голосу, моя половинка пока не решила: обижаться или принять за шутку?
– Так я в хорошем смысле! – спешу оправдаться. – Как ты заранее угадала, что мне именно сегодня понадобится пистолет? Оба магазина расстрелял…
– Так ты сегодня был в Партклубе? – с тревогой перебивает меня жена. Им что, уже пришла информация из КРО, от Артузова? Быстро, однако…
– Был, был. Все патроны потратил, а уложил только одного. Одно хорошо, что напугал их своей пальбой, и они поспешили драпануть, а не стрелять в ответ, – тороплюсь выложить ей подробности. – Впрочем, здешнее ГПУ, скорее, хвалить меня будет за не слишком меткую стрельбу, потому что двоих прихватили живьем.
Когда утром девятого июня я вернулся в Москву, Михаил Евграфович огорошил меня новостью:
– У Лиды вчера вечером прямо на работе схватки начались. К счастью, Михаил Абрамович сам ее отвез на автомобиле в роддом.
– И как она? – господи, лишь бы все обошлось!
– Может быть, и родила уже. Я, растяпа, телефончик роддома не взял…
– У меня записан, – перебиваю его, и сразу же бегу к аппарату.
Через час, подобно другим счастливцам, торчу под окнами здания на Большой Молчановке, и так же, как они, получаю от ворот поворот – рано, к молодым мамам пока не допускают. В лучшем случае увижу ее с ребенком на следующий день, да и то издали. Но главное уже знаю:
– Гражданка Осецкая-Лагутина в четыре часа двадцать минут сего числа, – строгим голосом сообщает мне подробности пожилая сухонькая сестра в регистратуре, – разрешилась от бремени благополучно, младенцем мужского полу, весом восемь фунтов девятнадцать золотников.
Когда же они метрическую систему усвоят? Пора бы уже! А то я от волнения никак не соображу: восемь фунтов – это много или мало? Видя мое замешательство, милосердная сестра и в самом деле решает проявить милосердие. Неожиданно тепло улыбнувшись, она бросает успокаивающе:
– Богатырь…
Но волнения – волнениями, радости – радостями, а на работе ждет меня водоворот дел. Да тут еще оппозиция разродилась платформой к предстоящему XV съезду ВКП(б). Приходится, как не самому последнему человеку в партийной иерархии, разбираться еще и с их идеями. Занесло же меня на эти галеры!
На собрании парторганизации ВСНХ СССР выступаю довольно жестко. Хотя никакого желания давить оппозиционеров у меня нет, но и их манера бороться за популярность демагогическими приемами раздражает.
– Что нового поведали нам товарищи оппозиционеры о нашем внутреннем положении? – обращаюсь к залу, в котором то и дело вспыхивают шепотки. Собравшиеся все никак не угомонятся, обсуждая между собой выступление члена финансового комитета ВСНХ, работника ЦСУ и Госплана Вадима Михайловича Сапронова, под руководством которого Осецкому довелось работать в Наркомате торговли и промышленности РСФСР в годы «военного коммунизма». Защищая платформу левой оппозиции, Вадим Михайлович в своих критических выпадах нередко заходил гораздо дальше изложенного в этом документе. Видимо, потому, что отдельной, крайне левой «Платформы 15-ти» в текущей истории пока не появилось.
– Рост бюрократизма? Об этом написано даже в программе нашей партии. Коррупция и разложение аппарата в обстановке НЭПа? Эта проблема не сходит со страниц партийной печати, – зал понемногу затихает. – Оппозиция упрекает партийное руководство в том, что нет достаточно последовательной борьбы с этими явлениями. Возможно, этот упрек в наш адрес мы и заслужили, – среди собравшихся снова поднимается волна шума. – Но разве предложила оппозиция нам что-нибудь такое, что помогло бы справиться с этими явлениями? Увы, конструктивных предложений мы в их платформе не увидим – ораторским жестом широко развожу руками.
– Что же касается экономической части платформы, то оппозиция пугает нас перечислением экономических трудностей. Но уж сидящих в этом зале подобным перечнем не испугаешь – мы тут каждый день имеем дело с хозяйственными проблемами всякого рода, – по залу прокатились смешки. – Мы взяли недостаточный темп развертывания промышленности? Может быть, но подскажите тогда, где изыскать средства, чтобы увеличить капитальные вложения! Правда, один рецепт нам предлагают, уже давно тиражируемый Преображенским и Пятаковым: усилить нажим на деревню и поднять с этой целью, как обложение крестьян, так и промышленные цены, ликвидировать частный рынок хлеба, да и частный рынок вообще. Хороший рецепт – в самый раз, чтобы вызвать крестьянскую «хлебную стачку». И, видимо, чтобы пугнуть посильнее, нам преподносят совсем уж чудесные перлы, вроде утверждения, что кулацкая прослойка, составляющая 6% деревни, держит в своих руках 53% товарного хлеба! Конечно, активность кулака и частного торговца на хлебном рынке растет, и с этим надо считаться. Но любые, сколько-нибудь опирающиеся на факты оценки не дают им более 20%.