Тем временем Владимир Владимирович выпалил еще несколько фраз в том же духе, каждый раз энергично пристукивая тростью. Было видно, что Шведчиков порывается ему ответить, но не ему было спорить с Маяковским. При робких попытках собеседника вставить слово Владимир Владимирович просто повышал свой и без того неслабый голос и продолжал говорить. В заключение он заявил, шагнув вплотную к столу и угрожающе нависнув над сидящим Шведчиковым:
– Я требую, чтобы «Броненосец „Потемкин“» был отправлен заграницу немедленно! – с этими словами он развернулся к двери.
– Вы закончили? – раздался голос Шведчикова. – Если закончили, то разрешите и мне, грешному, сказать несколько слов.
Маяковский ответил в своей обычной манере. Обернувшись, уже в дверях, он произнес:
– Я еще не закончил и не закончу в течение ближайших пятисот лет. Шведчиковы приходят и уходят, но искусство остается. Запомните это! – и с этими словами он захлопнул за собой дверь.
Попытки Вацлава Сольского продолжить увещевания начальника Совкино были безуспешны. Шведчиков, уязвленный словами Маяковского, распалился и почти кричал:
– Публика за рубежом будет шарахаться от этих авангардистских вывертов! Разве это эйзенштейновское кинотрюкачество может поспорить с лентами Голливуда?!
Поняв, что Константин Матвеевич уперся, я покинул кабинет, так и не раскрыв рот. Надо действовать иначе. Не подкинуть ли через Михаила Евграфовича в Коминтерн идею затребовать ленту для показа в рабочих клубах на Западе?
Не знаю уж, с моей подачи или нет, но фильм все же попал в Германию, имел там оглушительный успех, и вот теперь пожинает заслуженные лавры в советском прокате.
После моей кооптации в члены ЦК ВКП(б) у меня состоялся серьезный разговор с Дзержинским.
– В Политбюро придают очень большое значение подготовке пятилетнего плана, – начал Феликс Эдмундович, строго глядя мне прямо в глаза. – Поэтому на вас лежит большая ответственность. Вам необходимо наладить дружную работу с коллегией Госплана, чтобы подготовить хороший, основательный документ. Фактически он будет задавать программные установки работы всей партии на ближайшее пятилетие.
– Для налаживания такой работы я возлагаю большие надежды на Всесоюзное совещание работников центральных плановых органов, которое намечено на июнь сего года, – отвечаю ему. – Планово-экономическое управление выносит на совещание два больших доклада – о концепции плановой системы управления народным хозяйством и о технике плановой работы. Тезисы первого доклада скоро будут готовы и я тотчас же вас с ними ознакомлю.
– Я предвижу на этом пути немалые трудности, – как будто не обратив внимания на мои слова, продолжал председатель ВСНХ СССР. – С одной стороны, нам надо расшевелить сонное болото бюрократической самоуспокоенности, в котором тонет всякое живое дело. С другой стороны, будет немало охотников подойти к пятилетке с позиций коммунистического чванства – нам, мол, все по плечу, что прикажем, то и будет. И оппозиция наша объективно будет играть на руку этим последним, громко призывая кинуться в кавалерийскую атаку.
– И бюрократической мертвечине, и шапкозакидательским настроениям надо противопоставить ясный и точный расчет, сообразующий наши цели и наши возможности. Вот только кадров, способных готовить подобные расчеты, у нас катастрофически не хватает, – пользуюсь случаем, жалуюсь своему начальнику. – А ведь до сих пор, несмотря на вполне определенные партийные решения, у нас не изжита атмосфера недоверия и подозрительности по отношению к старым специалистам. Опасаюсь даже, как бы такие настроения не распространились на спецов вообще, в том числе и на молодое поколение. В плановой работе, как нигде, нужна опора на знания, и никакими призывами и лозунгами тут не обойтись.
– Проблема в том, что спецы сами нередко провоцируют подобное отношение, – откликается Дзержинский. – Ведут антисоветские разговоры, образуют всякие подозрительные кружки и группки, при каждом удобном случае публично заявляют насчет буржуазных прав и свобод…
– Феликс Эдмундович! – несколько невежливо прерываю его. – Нам что важнее от них получить: работу или заверения в политической лояльности Советской власти? Хрен с ними, извините за грубое выражение, пусть занимаются антисоветской болтовней, пусть даже кружки всяческие организуют. Пока речь не идет о прямом саботаже и вредительстве – наплевать! Пускай кричат о правах и свободах, сколько им влезет – лишь бы работали. Свободу слова им подавай? Пусть пользуются свободой слова в своих профессиональных организациях, пусть критикуют – в рамках своих профессиональных задач, разумеется. Полезут в политическую агитацию – одергивать. Но даже тех, кто вляпается во что-то более серьезное, надо не сажать, а заставлять работать – например, в конструкторских бюро с особым режимом. Искупят вину делом – смягчать режим или вовсе амнистировать… – тут я прикусываю язык. Эвон, куда меня занесло! Так еще в качестве изобретателя «шарашек» тут прославлюсь.
А вот начальник мой смотрит заинтересовано. Однако полностью соглашаться не спешит:
– Конечно, в тюрьму посадить человека не трудно. Во много раз лучше, если человек, заслуживающий тюрьмы, будет все-таки не в ней, а на свободе делать полезную для общества работу. Только вот знаете что, закрывать глаза на любые их политические проделки и тем предоставлять спецам свободу для организации контрреволюционной деятельности – это не лучшая ваша идея.