– Раздувать из недовольного брюзжания контрреволюционные заговоры – тоже не лучшая идея! – стоп, стоп! Еще с Дзержинским не хватало поцапаться! Он же моя единственная опора в партийных верхах! Но меня уже понесло, и остановиться вовремя не получается. – В любого спеца ткни, попадешь в кадета, эсера или меньшевика. Что они по поводу нашей власти могут высказать – не секрет. Огрехов в работе любого нашего треста тоже можно наскрести немало, если покопаться. Валим и их сюда же, до кучи, как сознательный саботаж. Так что, хватай любого, притягивай к делу его приятелей, и вот вам уже антисоветское подполье раскрыто! Чем не ступенька в карьере? – на этом саркастическом замечании все же удается оборвать свои излияния.
Дзержинский заметно мрачнеет, но на этот раз не спешит возражать. Напротив, признает:
– Да, водятся у нас еще такие охотники… Не желают различать непримиримых, которые за пазухой держат камень, от других, которые в большом количестве у нас имеются. А честным работникам необходимо создание новых бытовых и дружественных отношений к ним, – видно, что Феликс Эдмундович искренне переживает, и в его речи появляются столь характерные в такие моменты неправильности. – Для этого надо дать им какую-то конституцию на заводе и в управлении фабрикой. А то наши партийные директора валят все задачи по подъему производительности и снижению себестоимости на спецов, провоцируя их конфликт с рабочей массой, а сами уходя от ответственности. И на этой почве плодятся всякие доносы о вредительстве спецов… – и тут же переводит стрелки на меня: – А что же вы предлагаете?
– Усилить прокурорский надзор над ходом следствия. Допустить участие адвокатов с момента начала дознания. Укрепить независимость прокуратуры, – бросаю давно заготовленные фразы. Эх, было бы неплохо, чтобы и сами члены Политбюро не лезли в судебные дела и не пытались превращать их в политические спектакли с предрешенными приговорами. Но это уже утопия – они представляют фактически высшую власть в стране, и запретить им вмешиваться невозможно. Разве что объяснить, что приговоры без натяжек и подтасовок гораздо лучше работают на авторитет партии, нежели срежиссированные постановки?
– Прокуратура у нас и так независима, – вклинивается в мои размышления голос Феликса Эдмундовича.
– Формально, да, – на это я знаю, что ответить. – А на деле работники прокуратуры тысячами ниточек связаны с местными партийными и советскими инстанциями и зависимы от них. Как и судьи, кстати. Поэтому выход видится в том, чтобы полностью централизовать ряд аспектов деятельности судов и прокуратуры. Предоставление помещений, снабжение, выделение жилья, организация отдыха – все должно полностью обеспечиваться за счет централизованных фондов. На партучете работники суда и прокуратуры должны состоять в парторганизациях Прокуратуры СССР и Наркомюста, а не по территориальному принципу. Так мы хотя бы уменьшим число возможных рычагов давления. Будет хотя бы какой-то противовес местничеству…
Мне было заметно, что все сказанное чувствительно задело Дзержинского. Во всяком случае, на его лице проступили следы усталости, и он медленно проговорил:
– Все бы вам рубить с плеча. Хотя кое-что из сказанного, возможно, имеет некоторый практический смысл. Но, в любом случае, решаться такие вопросы будут не здесь.
Расстаюсь с этой темой без особой надежды. Каково же было мое удивление (забегая немного вперед), когда через несколько месяцев довелось узнать, что нечто подобное, хотя и не в полном объеме, все же было проведено. Видимо, Сталину не давали покоя местнические амбиции, и он увидел в усилении централизации суда и прокуратуры дополнительный поводок, который можно накинуть на чересчур ретивых местных князьков. Что же, и то хлеб. Если уж вмешательства в юридические процедуры совсем не избежать, то пусть оно будет ограничено хотя бы одной лишь высшей инстанцией.
Заканчивать разговор на таких проблемах, которые заставляют начальство нервничать, не годится. Надо закруглить беседу иначе.
– Возвращаясь к вопросу о пятилетнем плане, – соскакиваю с темы без всяких предварительных вступлений. – Меня беспокоит тот факт, что нам не удается прорвать фронт империалистической блокады по части закупок самого современного, технологически сложного оборудования. Ни через концессии, ни через торговые договора многое нам предоставлять очевидным образом не желают.
– Да, господа империалисты очень не хотят, чтобы мы смогли преодолеть нашу техническую отсталость, – подхватывает председатель ВСНХ. – Рядовую технику они нам готовы продавать, а что посовременнее – от ворот поворот. Нам известно, что на этот счет у них есть четкие правительственные директивы.
– Думаю, что в этом вопросе ОГПУ может помочь, – забрасываю свою удочку.
– Каким образом? – оживился Дзержинский.
– Создать сеть подставных фирм, действующих в основных странах Европы и в Америке, – объясняю свой замысел. – Через них и приобретать те виды машин, на которые наложен запрет, или хотя бы проектно-конструкторскую документацию, – тут вспоминаю, что вообще-то ОГПУ нечто подобное уже практикует… – Ведь Амторг и АРКОС все на виду, и только дураку неясно, что мы используем их как легальное прикрытие не только для торговых операций. А это должны быть абсолютно не связанные с нами разного рода торговые, посреднические, инженерные фирмы, патентные бюро и так далее. Производственные предприятия не годятся, ибо скоро станет очевидно, что закупленное оборудование они не используют. Заодно такие фирмы могут служить хорошим прикрытием для разведки, особенно научно-технической и экономической,