– А никак, – отвечает Александр Павлович. – Вообще выход бензина очень даже неплохой, но вот как раз с высокооктановым у Шухова пока не ладится.
Что же, и эту «приятную» новость примем к сведению. Чую, никак мне не избежать серьезного разговора с руководителем нашего Главхимпрома, генерал-лейтенантом Владимиром Николаевичем Ипатьевым. Что, скажете, что в двадцатые годы в СССР не было персональных воинских званий, а звание генерал-лейтенанта вообще появилось только перед самой войной? Все верно, вот только звание генерал лейтенанта Ипатьеву не Советская власть присвоила, а государь император. За то, что во главе Химического комитета Главного артиллерийского управления фактически с нуля взялся наладить в России производство современных взрывчатых веществ, чем по существу заложил основы химической промышленности. Единственный, кстати, на тот момент в России генерал, имевший докторскую степень (по химии).
Такими кадрами умные большевики не разбрасывались, и теперь он, с благословления Владимира Ильича Ленина, возглавляет всю химическую отрасль. Да, у него же в этом году 60-летие. Нескоро еще, в ноябре, но надо будет не забыть поздравить.
Разговор у нас с ним пошел не только про высокооктановые бензины, но и про анилокрасочную промышленность, и про синтетические пластмассы, и про искусственное волокно, и про каучук. «Стереорегулярный изопреновый каучук» – всплыло вдруг в памяти. Черт его знает, что это значит, но бились над его получением, помнится, аж до 50-х годов. Но, если раньше этой проблемой озадачить, может, и решение малость пораньше найдется? Владимир Николаевич как раз проблемами органического синтеза при высоких температурах и давлениях занимался, как я предварительно выяснил в библиотеке, так что ему тут и карты в руки. В разговоре мы быстро достигли взаимопонимания, однако и проблем всплыло немало.
– Виктор Валентинович! – с нажимом произнес Ипатьев. – Те задачи, о которых вы толкуете, слов нет, важны. Но как их прикажете решать? Положим, специалисты у нас есть весьма достойные, по той же анилиновой проблеме, например. Могут, вполне, германцам вызов бросить по части технологии получения красителей. Николай Николаевич Ворожцов, например, профессор Московского химико-технологического института. Или профессор Родионов, Владимир Михайлович, технический директор нашего Анилтреста. Но у нас крайне скудная лабораторная база, на реактивы средств не хватает, с трудом получаем возможность выехать в заграничные командировки. Слава Богу, вот в Германию еще удается кое-кого послать.
– А что же Троцкий? – спрашиваю его. – Ведь теперь научные исследования в его ведении.
– Троцкий… С Троцким, как и с Лениным раньше, договориться можно. Но ведь и он не всесилен. Бюджет у него ограничен. Да и не в этом только дело! – тон Ипатьева стал несколько запальчивым. – Такое впечатление, что каждый мелкий чиновник смотрит на тебя с подозрением. Как это у них называется? «Классово чуждый элемент», вот. В такой атмосфере очень сложно работать, когда любая просьба, любое предложение наталкивается на недоверие.
– Так с их точки зрения и я – «классово чуждый элемент», – невесело усмехаюсь. – Враз эти настроения, к сожалению, не переломишь. Поэтому все же давайте не жаловаться, а работать. Все, чем можно будет вам помочь, мы со Львом Давидович выцарапаем. А если кто из чинуш будет всерьез мешать – не стесняйтесь нас побеспокоить. У нас достанет авторитета им мозги вправить.
Работа – работой, а надо бы жену в отпуск отправить, да и самому отдохнуть. Этим летом мы не ездили на юг – тащить по жаре Лиду с маленьким Лёнькой было бы чистым безумием. Сняли дачу в Подмосковье, и, пользуясь возможностью эксплуатировать гараж ВСНХ, я перевез их туда с вещами и время от времени закидывал продукты. Тот же самый казенный автомобиль позволял мне делать вылазки в Москву и по служебным делам, чтобы не терять из вида насущные дела.
А дела не слишком радовали. Виды на урожай, как и предполагалось, оказались хуже прошлогоднего, несмотря на то, что я все уши прожужжал в Наркомземе относительно неотложных агротехнических мероприятий для противостояния засухе. Положим, все принимаемые еще с прошлой осени меры, вероятно, все же позволят получить от крестьян чуток больше зерна, и урожай соберут маленько побольше, чем в моей истории, и от экспорта хлеба в этом году вовсе откажемся за счет некоторого прироста экспортных доходов по другим статьям… Надеюсь, на этот раз обойдется без чрезвычайных мер. Но дальше-то что?
Почти все то, что я делаю в течение последних восьми месяцев по хлебозаготовкам – это оттяжка проблемы, а не ее решение. Валовой сбор зерна пока ни разу так и не превысил уровня 1913 года. И хотя сборы хлеба целый ряд лет превосходят средний урожай 1909-1913 годов, никакой тенденции к росту они не испытывают – скорее, наоборот.
Выход один: надо увеличить производство и заготовки хлеба в первую очередь за счет роста урожайности и посевных площадей в обобществленном секторе. Но как же медленно происходит этот рост! Пусть идею МТС удалось протолкнуть на три года раньше, пусть быстрее растет производство тракторов и уже близится к пуску завод сельхозмашин в Ростове-на-Дону, пусть расширен моими стараниями выпуск специалистов для села, и уже созываются конференции по обмену опытом организации совхозного и артельного производства… Медленно, все равно медленно! А раз так – еще раз поскребу по сусекам, посмотрю, за счет чего можно развить производство тракторов и сельхозмашин, за счет чего можно подготовить еще немного агрономов и зоотехников через Комитет трудовых резервов. Все надо, и ничего не хватает!